Неточные совпадения
Базары опустели, продавать было нечего, да и некому, потому что город обезлюдел. «Кои померли, — говорит летописец, — кои, обеспамятев, разбежались кто куда». А бригадир между тем все не прекращал своих беззаконий и
купил Аленке новый драдедамовый [Драдедамовый — сделанный из особого тонкого шерстяного драпа (от франц. «drap des dames»).] платок. Сведавши об этом, глуповцы опять встревожились и целой громадой ввалили
на бригадиров двор.
Бабушка пересмотрела все материи, приценилась и к сыру, и к карандашам, поговорила о цене
на хлеб и перешла в другую, потом в третью лавку, наконец, проехала через
базар и
купила только веревку, чтоб не вешали бабы белье
на дерево, и отдала Прохору.
Каждую пятницу Цыганок запрягал в широкие сани гнедого мерина Шарапа, любимца бабушки, хитрого озорника и сластену, надевал короткий, до колен, полушубок, тяжелую шапку и, туго подпоясавшись зеленым кушаком, ехал
на базар покупать провизию. Иногда он не возвращался долго. Все в доме беспокоились, подходили к окнам и, протаивая дыханием лед
на стеклах, заглядывали
на улицу.
Человечью ласку
на базаре не
купишь.
К весне солдат
купил место у самого
базара и начал строиться, а в лавчонку посадил Домнушку, которая в первое время не знала, куда ей девать глаза. И совестно ей было, и мужа она боялась. Эта выставка у всех
на виду для нее была настоящею казнью, особенно по праздникам, когда
на базар набирался народ со всех трех концов, и чуткое ухо Домнушки ловило смешки и шутки над ее старыми грехами. Особенно доставалось ей от отчаянной заводской поденщицы Марьки.
— То-то вот, старички… А оно, этово-тово, нужно тебе хлеб, сейчас ступай
на базар и купляй. Ведь барин-то теперь шабаш, чтобы, этово-тово, из магазину хлеб выдавать… Пуд муки аржаной
купил, полтины и нет в кармане, а ее еще добыть надо. Другое прочее — крупы, говядину, все купляй. Шерсть купляй, бабам лен купляй, овчину купляй, да еще бабы ситцу поганого просят… так я говорю?
В дни голодовок, — а ему приходилось испытывать их неоднократно, — он приходил сюда
на базар и
на жалкие, с трудом добытые гроши
покупал себе хлеба и жареной колбасы. Это бывало чаще всего зимою. Торговка, укутанная во множество одежд, обыкновенно сидела для теплоты
на горшке с угольями, а перед нею
на железном противне шипела и трещала толстая домашняя колбаса, нарезанная кусками по четверть аршина длиною, обильно сдобренная чесноком. Кусок колбасы обыкновенно стоил десять копеек, хлеб — две копейки.
У Парашки шелковых платьев три короба, а рубашки порядочной нет; пойдет она
на базар,
на рубль пряников
купит, а дома хлеба корки нет.
А ведь тогда я сама за всем
на базар побеги, да за все денежки заплати, да
купи, да подай — где
на этакую ораву напасешься!
Маленькая закройщица считалась во дворе полоумной, говорили, что она потеряла разум в книгах, дошла до того, что не может заниматься хозяйством, ее муж сам ходит
на базар за провизией, сам заказывает обед и ужин кухарке, огромной нерусской бабе, угрюмой, с одним красным глазом, всегда мокрым, и узенькой розовой щелью вместо другого. Сама же барыня — говорили о ней — не умеет отличить буженину от телятины и однажды позорно
купила вместо петрушки — хрен! Вы подумайте, какой ужас!
Я ликовал. Зашли в кабак, захватили еще штоф, два каравая ситного, продали
на базаре за два рубля мои сапоги,
купили онучи, три пары липовых лаптей и весьма любовно указали мне, как надо обуваться, заставив меня три раза разуться и обуться. И ах! как легки после тяжелой дороги от Вологды до Ярославля показались мне лапти, о чем я и сообщил бурлакам.
На базаре сменял пальтишко
на хорошую поддевку,
купил картуз, в лавке мне зашили штаны — и очутился я
на берегу Волги, еще не вошедшей в берега. Уже второй раз просвистал розоватый пароходик «Удалой».
Воевода подождал, пока расковали Арефу, а потом отправился в судную избу. Охоня повела отца
на монастырское подворье, благо там игумена не было, хотя его и ждали с часу
на час. За ними шла толпа народу, точно за невиданными зверями: все бежали посмотреть
на девку, которая отца из тюрьмы
выкупила. Поравнявшись с соборною церковью, стоявшею
на базаре, Арефа в первый раз вздохнул свободнее и начал усердно молиться за счастливое избавление от смертной напасти.
Ведь девису-то, как муку, не завяжешь в мешок да не вывезешь
на базар продавать:
купите, мол, дешево отдам.
— Да вы знаете ли, что, по милости вашей, у нас
на базаре ни куска мяса, ни фунта хлеба
купить нельзя? знаете ли вы, чем это пахнет?
Он прошел
на базар купить, чтò ему велено было, забрал всё и поторговал дубленую шубу, зa которую просили двадцать пять рублей.
Прохор Прохорыч. Всепокорнейше благодарю за ваше родственное внимание и воспользуюсь приглашением, потому что я сегодняшнее утро верст пять прошел пешком. Сам за припасами
на базар всегда хожу; с малолетства эту привычку имею. Прислуга у меня маленькая, да и не верна: никогда по вкусу не
купит… (Садится.)Так вы изволите говорить, что уже с месяц, как прибыли в наш город?
— Вона, худы валенки-то, — во что обуешься теперь, — ворчала старуха, простанывая по временам. — Немало толстолобому говорила:
купи да
купи, так
на базаре нет… эка, брат, и валенок про нас
на базаре не стало… а сивку… да… продали… не сам еще заводил… ловок больно… да… а не говори — и не говорю… Успенье
на дворе, а еще и пар не запарили… жди, паря, хлеба… то-то… порядки какие… ой, батюшки, тошнехонько! Ой-ой, тошнехонько!..
Из Нижегородской губернии также были очень неопределительные известия. Вина здесь с Нового года
покупают в кабаках гораздо менее («Русский дневник», № 66). В крещенье мужики, приехавшие
на базар в Нижний, приценивались к водке, но не
покупали ее («Русский дневник», № 20). В некоторых местностях губернии составляются общества трезвости («Русский дневник», № 48). Вот и все.
—
На базаре дешевле не
купишь, а в лесу какая им цена? — подхватили лесники. — Здесь этого добра у нас вдоволь… Хочешь, господин купец, скинем за волочки для твоей милости шесть рублев три гривны… Как раз три целковых выйдет.
—
Купили, матушка, еще
на той неделе с
базару привезли.
Патап Максимыч дела свои
на базаре кончил ладно. Новый заказ, и большой заказ,
на посуду он получил, чтоб к весне непременно выставить
на пристань тысяч
на пять рублей посуды, кроме прежде заказанной; долг ему отдали, про который и думать забыл; письма из Балакова получил: приказчик там сходно пшеницу
купил, будут барыши хорошие; вечерню выстоял, нового попа в служении видел; со Снежковым встретился, насчет Настиной судьбы толковал; дело, почитай, совсем порешили. Такой ладный денек выпал, что редко бывает.
— Помаленьку как-нибудь справится, — отвечал Патап Максимыч. — Никитишне из праздников праздник, как стол урядить ее позовут. Вот что я сделаю: поеду за покупками в город, заверну к Ключову, позову куму и насчет того потолкую с ней, что искупить, а воротясь домой, подводу за ней пошлю. Да вот еще что, Аксиньюшка: не запамятуй послезавтра спосылать Пантелея в Захлыстино, стяг свежины
на базаре купил бы да две либо три свиные туши, баранины, солонины…
Хоть ни
на пристани, ни
на базаре ничего он не
покупал, ничего и не продал, однако дядя Елистрат счел нужным сорвать с Алексея магарыч, спрыснуть, значит, счастливый приезд его в город.
— Да как его купить-то? — усмехнувшись, молвил Патап Максимыч. —
На базаре не продают.
Ступайте вы теперь
на базар и
купите вы себе собаку-щенка, которого вы при себе держите неотлучно — день и ночь.
На улице не сыщешь,
на базаре не
купишь.
Вышла я сегодня
на базар, пришла раным-ранешенько, возá еще не развязывали, хотелось подешевле
купить кой-чего
на Масленицу…
Пошли они
на Нижний
базар. По дороге
купили по душистой дыне да по десятку румяных персиков
на поклон Дунюшке, опричь поясков, шитой шелками покрышки
на стол и других скитских рукоделий. Опытная в обительском хозяйстве Таифа знала, что скупой сам по себе Марко Данилыч за всякую ласку дочери не пожалеет ничего. Добрались они, наконец, до его квартиры.
Вернувшись к себе в номер, я разделся, выпил сантуринского, закусил свежей зернистой икрой, которую
купил днем
на базаре, не спеша лег в постель и уснул крепким, безмятежным сном туриста.
Не хочешь ли взять себе Марию, земной товарищ? Возьми ее. Она твоя, а не Моя. Ах, если бы Мария была Моей рабыней, Я надел бы ей веревку
на шею и, нагую, вывел бы
на базар: кто
покупает? Кто даст Мне больше за неземную красоту? Ах, не обижайте бедного слепого торговца: шире раскрывайте кошельки, громче звените золотом, щедрые господа!..
Я с каким-то сладким раболепством исполнял при нем разные послуги: ходил
покупать ему нюхательного табаку, бегал
на Подол за особыми булками, которые в вечеру выносили
на базар две известные в то время киевские пекарки, Поднебесная и Керасовна, и аккуратно чистил клетку его седого бердичевского соловья.
Постоялые дворы вокруг площади все были заняты — и Кирилл, не въезжая никуда
на двор, остановился за углом одного дома у самой площади, выпряг здесь своих коней и, растянув хрептуг, поставил их к корму, а сам приступил к Пенькновскому с просьбою пройтись по
базару. Кирилл сказал, что ему надо
купить для себя пару бубенчиков и что будто бы ему гораздо сподручнее сделать это приобретение вместе с Пенькновским.
Собрались Марья с старухой
на базар покупать корову.
Я вам скажу, у меня при квартире только полдесятины, но у меня вы всегда найдете и редиску, и салат, и укроп, и лук, а этот мерзавец
покупает всё это
на базаре.
Сапоги братнины он скоро разбил, и хозяин разбранил его за то, что он ходил с махрами
на сапогах и голыми пальцами, и велел
купить ему новые сапоги
на базаре. Сапоги были новые, и Алеша радовался
на них, но ноги у него были все старые, и они к вечеру ныли у него от беготни, и он сердился
на них. Алеша боялся, как бы отец, когда приедет за него получить деньги, не обиделся бы за то, что купец за сапоги вычтет из жалованья.
В начале августа пошли
на Дальний Восток эшелоны нашего корпуса. Один офицер, перед самым отходом своего эшелона, застрелился в гостинице.
На Старом
Базаре в булочную зашел солдат,
купил фунт ситного хлеба, попросил дать ему нож нарезать хлеб и этим ножом полоснул себя по горлу. Другой солдат застрелился за лагерем из винтовки.
Вставали в этих шалашах очень рано. Иногда наша мать, Евгения Яковлевна, поручала с вечера братьям Антону и Ивану как можно раньше сходить
на базар и
купить там провизии к обеду. Ходил с ними туда и я, тогда еще маленький приготовишка. Однажды А. П.
купил живую утку и, пока шли домой, всю дорогу теребил ее, чтобы она как можно громче кричала.
— Какой помол, родименький! Какой помол! Наши места бесхлебные. У нас, кормилец, по всей волости хлеб-от плохо родится. Каков ни будь урожай, доле Святой своего хлеба не хватит; иной год с Тимофея-полузимника [Двадцать второе января. (Прим. автора.)]
на базаре покупаем.
На что наши коровенки, и те по раменям пасутся, а сыты не бывают, зимой стоят
на соломе, для того, что посыпки-то взять негде, и
на свой-от обиход хлебушко с
базару покупаем…
И тогда начали лезть в Перегуды жиды и католики с тем, чтобы им тут
купить места и поставить себе домы
на базаре; а потом, разумеется, они уж начнут столы стругать, штаны шить да сапоги, и шапки ладить, да печь бублики, и играть в шинке
на скрипицах, и доведут Перегуды до того, что все здешние христиане чисто перепьются и перебьют трезвым жидам их носатые морды, а тогда за них, пожалуй, потребуется ответ, как будто и за заправских людей.